Линия жизни Первая глава

15.05.2017 20:511698

Линия жизни Первая глава

Странное ощущение, начинаю писать историю своей жизни и не могу сосредоточиться. Мысли наплывают одна на другую, удивительная неопределённость и такое чувство, что всё происходит не с тобой, а с кем-то другим, а ты со стороны наблюдаешь, хочется зацепиться за какую-нибудь мысль, и не получается, даже противно становится от такой бездарности.

Но попробую, времени у меня осталось не так много….

Мною написано достаточно рассказов, связанных с историей моей жизни: Тихорецкая сага, Братолюбовское детство, Криворожские записки, Мореходка, Морской окунь, Драма кубанской станицы Тихорецкой, Волга,
Кубинские очерки и многие, многие другие, не буду все перечислять.

Когда начал писать свою Линию Жизни, то некоторые фрагменты из этих рассказов невольно пришлось вставлять в целостную картину прожитого. Пусть читатели не удивляются этим небольшим повторам, они просто не могут быть вычеркнуты - это ведь Моя Жизнь, она неповторима!

У Р С А Т Ь Е В С К А Я

Родился 19 апреля 1942 года в Таджикской ССР, Ленинабадской области, Калининабадском районе, на станции Урсатьевской. Рассказывать
о прошедших годах своей жизни довольно трудное занятие. Многие события стёрлись из памяти, другие вспоминаются не совсем ярко, чёткие границы детства вообще плохо очерчены в памяти - это не только присуще мне, но, наверное, и всему взрослому обществу…Так устроен мир!

Я родился на крыше Мира, так называют горный массив Памир, а станция Урсатьевская - это как раз то горное село, где я впервые открыл глаза! Это название от фамилии Урсати. Александр Иванович Урсати был инженером путей сообщения Российской империи, строил много железных дорог. В связи со строительством железной дороги так назвали станцию, в честь инженера-строителя.

Папа приехал сюда работать по направлению, а мама приехала по распределению, после окончания медицинского училища в городе Кривой Рог. Здесь они и встретились в 1941 году, в результате поженились и через девять месяцев появился их общий ребёнок, сын, которого мама назвала в честь своего старшего брата, Анатолия.

Я, естественно, не помню этих мест, но станция находилась в горах, недалеко от городка Курган-Тюбе, Ленинабадской области.

Линия жизни Первая глава

Так в моём паспорте, в графе о месте рождения, появилась запись: Таджикская ССР, Ленинабадская область, Калининабадский район. Потом меня всё время эта запись создавала определённые трудности - то перепутают с Ленинградской областью, то с Калининградской, а то и вовсе исчезает Таджикская ССР, и возникают вопросы - что, как и почему?

Я только отшучивался, что я с гор Памира, но, к сожалению, мне так и не пришлось побывать в тех краях, где я появился на свет! Папа очень был рад, что у него родился сын, так как он был потомственный кубанский казак, и появление наследника мужчины было для него большим праздником. С работы он мчался домой, и ему так не терпелось увидеть сына, что он просил маму передать меня ему через форточку в окне барака, где они жили.

Шло время, начались страшные события, связанные с войной и мой папа, как настоящий защитник своего отечества, воспитанный в казачьих традициях, решил идти на фронт, защищать Родину, жену, сына. Он тогда работал в военкомате, и на него распространялась бронь, т. е. он не подлежал призыву в армию, был 1913 года рождения. Мама рассказывала, что просила папу не делать этого, ведь у него есть бронь и только, что родившийся сын… Но папа был непреклонен, хотя вся его семья на Кубани была раскулачена и сослана на Урал.

Акулов Николай

В городке Тихорецке осталась только его мать, моя бабушка, она была не урождённая казачка, а из местных жителей, бедняков, которых казаки называли «иногородними». Её не тронули и оставили одну, с детьми. У меня есть несколько рассказов, где я более детально рассказывал о тех событиях и не буду здесь повторяться. От папы у меня осталась кубанка, такая казацкая шапка, которую сохранила бабушка.

Я часто прижимал её к лицу, вдыхая запах такого родного мне человека, прожившего всего тридцать лет и не познавшего счастья отца, вырастившего своего сына… Ещё один эпизод из детства. Мама хранила брюки отца, которые я часто примерял, но всегда тонул в них, да и объём в поясе был мне явно не по размеру. Мне так хотелось быть похожим на него, что я мечтал быстрее вырасти и потом носить эти брюки. Материал брюк был довольно высокого качества, и мама потом использовала его для пошива фуражек.

Но вернёмся в Таджикистан, на станцию Урсатьевская. Папа уехал в Семипалатинск, где окончил школу младших командиров и после окончания школы был направлен на фронт. Шёл 1943 год. Мне было уже год, когда в мае 1943 года пришло извещение с фронта о том, что папа геройски погиб на Орловско-Курской дуге.

Мама рассказывала, что для неё это было страшным ударом, ведь ей было только 22 года, она осталась с ребёнком, в небольшом таджикском селении.
Мне трудно, да и невозможно представить, что она тогда пережила, но эта боль всегда преследовала её и все последующие годы. Она любила отца. Волосы от природы росли редкие, но он любил прифрантиться, любил хромовые сапоги, черкеску с узким кожаным ремешком.

Мама смеялась, что когда он причёсывался, то расчёсывал один волосок налево, другой направо и третий прямо! Не имея совершенно никакого музыкального слуха, любил напевать ей романс фальшивым голосом:

- Накинув плащ, с гитарой под полою…
К её окну приник в тиши ночной,
Не разбужу ль я песней удалою
Роскошный сон красавицы младой…

Акулова Вера

И вот, когда пришло это ужасное известие, то горе испытала не только мама. Отца очень полюбили местные жители, он был коммуникабельным человеком, собирал возле себя местных жителей и читал им газеты, рассказывал новости и просто общался, по- своему просвещал. Всё это по своей доброй воле, его к этому никто не принуждал.

Мама рассказывала, что таджички рвали волосы на голове, рыдали, а мужчины тоже плакали и пытались по- всякому выразить свою печаль и сочувствие. Несмотря на такое отношение к себе, мама чувствовала себя без отца одинокой; всё же местные не могли заменить ей привычный славянский мир. Она решила ехать на Кубань, к моей бабушке Дарье, матери отца.

Кубань недавно освободили от фашистов и маме нужно было совершить подвиг: в военное время, с ребёнком, добраться до Кубани. Ей предстояло ехать железной дорогой из Таджикистана до берегов Каспийского моря, в порт Красноводск. Это была практически единственная относительно-безопасная дорога, связывающая Закавказье с остальной страной. Суда перевозили военнослужащих, раненных, эвакуируемых, беженцев, доставляли почту и важные грузы. В зависимости от погодных условий длительность перехода парома между портами составлял 12 часов, расстояние 306 миль. Я могу только догадываться, сколько трудностей ей пришлось преодолеть, чтобы проехать такие расстояния, пересечь на пароме Каспийское море, а из Баку добраться железной дорогой до Тихорецка.

Мама рассказывала, что пришлось пережить, но разве в детстве мы запоминали эти рассказы, всё пролетало мимо ушей и только сейчас глубоко сожалеешь, что ничего не запомнил, а ведь это был житейский подвиг, который оцениваешь сейчас.

ТИХОРЕЦК

Помню, что когда мы пришли в дом к бабушке, она решила взять меня на руки, а я вцепился когтями ей в лицо и расцарапал до крови! Ребёнок с гор!
Домик у бабушки Даши был маленький, глинобитный, крытый железом, с миниатюрным чердаком, по которому можно было только ползать или малышам ходить на четвереньках. В одной половине дома жила жена моего дяди Вани, брата отца, с двумя детьми Сашей и Таей, а в другой половинке жила бабушка, к которой мы и подселились. Представьте себе нашу половинку - это две маленькие комнатки, по пять с половиной квадратных метров, с дверным проёмом посередине. Вторая половинка домика, где жила семья дяди Вани, была десять метров без дверного проёма.

Вот такой домик на двадцать один метр в квадрате. Рядом с нашей половинкой находился узенький холодный коридорчик, на два метра и мелкий подвальчик. В коридорчике на крюке висело ведро с водой - из него брали воду на чай, суп, а когда вода кончалась, шли через несколько дворов и брали воду из общего колодца, опуская его на цепи с барабаном.

Зимой топили печку углём, но под утро дом остывал и при дыхании изо рта выходил пар. Всё это было привычным и не вызывало никакого раздражения.
Тогда почти все жили трудно и на такие мелочи не обращали внимания. Детские впечатления вспоминать трудно, всё какая-то мелочёвка, даже не могу особенно ничего выделить.

Помню один забавный эпизод из раннего детства. Бабушка посадила лук на грядке во дворе. Когда он зазеленел, появились несколько стрелок, мы с двоюродным братом Сашей выдергали все луковицы и сложили их горкой, помогли с уборкой урожая. Бабушка очень была расстроена, но только охала, наказания не последовало. Следующий раз мы стянули какие-то мелкие деньги и накупили себе на них конфет и консервированных крабов. Конфеты съели, крабы не понравились, а вот за это получили ремнём от матерей по полной!

Мама с Толей Акуловым 1946 год

Мама работала в местной железнодорожной больнице, зарплата её была около 560 рублей, а мне за папу платили мизерную пенсию в размере 170 рублей - это составляло весь наш семейный бюджет. Маме приходилось ночами шить фуфайки, фуражки и прочее, с реализацией произведённых вещей на рынке. За это преследовали, называя возможность выжить - спекуляцией! Благодаря тому, что мама была швеёй, она шила мне одежду из привезённых моими дядьками - моряками брюк, фланелевок.

Дядя Вася был любвеобильным мужчиной и часто, приезжая в отпуск, находил себе невест, от которых его потом спасала мама, вытаскивая из самых неприятных ситуаций в которые попадал этот жених! Обо всём этом написано в рассказе «Тихорецкая сага».

Бабушка была совсем безграмотной и никогда не работала на производстве, следовательно, не имела права на пенсию. Она выживала только благодаря мелким подачкам, которые ей привозили родственники-станичники, да изредка, когда была здорова, ходила месить замесы из глины для обмазки саманных домов. Адская, лошадиная работа, где она застудила ноги и потом до самой смерти мучилась с артритом.

Можно сказать, что меня воспитала бабушка, мама работала за себя, брала подработку за других медсестёр и всё время проводила в больнице.
Всё хорошее, что у меня есть - это всё от моей любимой бабушки. Неграмотная, она обладала редкой житейской мудростью, добротой, скромностью, пониманием, жалостью к другим, особенно к детям!

Бабушка часто ходила к своим родственникам в станицу Фастовецкую, пешком семь километров. Брала меня и моего двоюродного брата Сашу с собой, чтобы подкормить. У станичников всегда находился для нас кусок хлеба и кусочек сала, которыми они делились с бабушкой и нами. Практиковали мы с братом рождественские колядки, ходили с ним по соседям, пели «рождество твоё Христи Боже нас», получали конфеты, куличи и другие сладости. Мама бранила меня за попрошайничество!

После поступления в мореходное училище, мама выхлопотала бабушке небольшую пенсию за моего папу и она под конец жизни хоть что-то получила за своего погибшего сына. Улица, на которой мы жили, была пыльная, чернозём в дожди превращался в непролазную, густую, вязкую грязь. Мальчишками мы любили пропылить босыми ногами по пыли, да так, чтобы за собой оставит чёрную, долго не оседающую пелену пыли, а в дождь на улицах собирались такие тёплые лужи, что в них мы с удовольствием барахтались, чумазые, но весёлые и довольные!

Наша улица Будёновская примыкала к рынку и вносила в жизнь много ярких впечатлений. По воскресным дням улица была запружена гужевым транспортом - это станичники на подводах с конной или бычьей тягой везли на рынок свою продукцию: овощи, фрукты, птицу, поросят, телят и прочее… По недавно проложенному и асфальтированному узенькому тротуару нескончаемой вереницей тянулся городской люд; кто на базар, кто с базара. Зрелище прелюбопытное и всё начиналось с раннего утра, потом всходило солнце и всё это великолепие расцветало разными красками.

Я немного повторяюсь - в «Тихорецкой саге» об этом написано более подробно. Школьные годы всегда вспоминаются с лёгкой грустью, даже нежностью. Наивные обиды и слёзы, непонимание взрослыми твоих предпочтений, первые увлечения девочками - всё это не минуло меня. Химическим карандашом на руке написал имя девочки, которая мне тогда нравилась, но уже в девятом классе проявилась «любовь» к другой девочке…

Тяга к писательству у меня начала проявляться в очень раннем детстве. Как-то тётя Шура, мамина сестра, попросила меня написать небольшое четверостишье. Учился я тогда в четвёртом классе и в течение каких-то минут написал стихи о весне. Там и весна пришла, и ручьи бегут, конечно, всё это было наивно и совершенно бездарно написано.

Но меня похвалили, и я где-то в тайниках своей детской души затаил мысль, что у меня что-то есть, что я обладаю каким-то поэтическим даром. После этого случая попытался написать ещё пару куплетов в стихотворной форме, но получилось совсем уж плохо, и я надолго забросил свои упражнения в этом жанре. Где-то в 5-6 классе я снова вернулся к своим поэтическим опытам, писал стихи о неизведанных чувствах, непонятой любви и о всякой чепухе. Стихи свои, конечно, никому не показывал, но почему-то считал, что они достойны внимания или даже прочтения кем-то.

В шестнадцать лет я завёл тетрадь, куда стал записывать свои опусы и взял псевдоним Ариэль. В это время мы дружили с одним парнишкой, которого звали тоже Толей, по фамилии Баев. Мы с ним проводили почти всё своё свободное время, рассказывали друг другу о своих мечтах, планах на будущее, ну и, конечно, делились сердечными тайнами.

Баев Толя, Акулов Толя

Я был влюблён в его двоюродную сестру и надеялся на взаимное чувство, хотя сгорал от стыда при случайных встречах с ней где-нибудь на улице или в школе, где мы вместе учились; она была на один класс старше. Изучил её маршруты из дома в школу, кстати, её дом находился недалеко от моего дома. Я жил каждый день надеждами, что вот сегодня увижу её, встречу и произойдёт какое-то чудо, что она обратит на меня внимание.

Но чуда не происходило, она совершенно не замечала меня, и ей не было ничего известно о моих душевных страданиях и переживаниях. Я изводил бумагу и чернила, писал о своей безответной любви в тетрадочку, изливал свои чувства другу. Как-то один раз весной мы вместе сбежали с уроков, и мой друг предложил своей сестре, моей тайной «возлюбленной» и её подруге составить нам компанию, пойти вместе с нами за город.

Весна была в разгаре, на деревьях стали появляться зелёные листочки, зацвели первые весенние цветы, в тёплом воздухе носился аромат весны…
Девочки согласились, мы вместе побрели за город, в лесхоз, там было уединённо и особенно много первой зелени. Расселись на траве, под кустиками и я решил, что должен рассказать девочке о своих чувствах, не словами, а дать ей прочитать свои стихи. Это был первый экзамен моему творчеству. Голова у меня горела огнём, трусил я отчаянно, но каково же было моё разочарование, когда предмет моего обожания, прочитав несколько моих стихотворений, сказала, что всё это довольно посредственно, если не сказать хуже! Я был страшно огорчён и, придя домой, забросил тетрадку со стихами и долго к ней не возвращался. Изредка записывал туда несколько строк, читал, мучился, долго придумывал рифмы, подыскивал нужные слова. Сам понимал, что это всё плохо написано, надуманно, вымученно, но было жалко выбрасывать тетрадь, ведь за всеми этими корявыми строчками были мои первые чувства, мысли.

Просто у меня не хватало таланта и умения выразить всё это хорошими стихами, со звучной рифмой, интересными оборотами. К стихам я вернулся, когда поступил в мореходное училище. Оторванность от дома, необычная обстановка, дисциплина, подчинение старшим, тянула к уединению, к желанию выразить свои переживания в какой-то форме. Вероятно, всё это способствовало тому, чтобы я снова открыл свою поэтическую тетрадь.

К сожалению, за всё время обучения в училище я так и не смог написать в ней что-то приличное, достойное прочтения. Я пытался описать события, произошедшие со мной и моими товарищами. Даже название придумал для своей повести: «Курсантские будни», придумал имя, фамилию главному герою, написал пол страницы и на этом закончились мои первые упражнения в словесности. Короче, не получалось из меня писателя. Позднее, когда я начал работать в море, снова появилось желание писать стихами. Написал несколько стихотворений, но потом закрыл тетрадь и много-много лет её не открывал.

Ощущения от ушедшей молодости: нет ничего прекраснее, чем в юные годы просыпаться утром, не зная, что принесёт тебе день; знать, что он принесёт что-то новое, неизведанное… Всё эти чувства, увы, в прошлом! Из Тихорецкой школы №34 пришлось уйти в середине 10 класса, уехать в город Кривой Рог, где я окончил школу №53. Об этом периоде жизни мною тоже много написано. Каждое лето мама меня отправляла к своим родителям на Украину, в село Братолюбовка, где она родилась и где прошли мои счастливые летние месяцы детства. Село небольшое, несколько дворов.

С местными мальчишками мы носились по оврагам, пшеничным полям, купались в тёплых прудах, заболоченных копанках, где я научился плавать. Обо всём этом можно прочитать в рассказе «Братолюбовское детство». После окончания школы поехал в Херсон, поступать в мореходное училище.

ХЕРСОН. У меня никогда не возникало в это время желания быть моряком, а в Херсон подал заявление вместе со своими одноклассниками по школе Владимиром Попиком и Валерием Удовиченко. Это был июль 1959 года. Я ехал сдавать экзамены в мореходное училище без всякой надежды на поступление. Учился я неплохо, но математика была не моим любимым предметом.
Необходимо было сдать два экзамена по математике и написать сочинение. Сочинение я написал на пятёрку, а по устной и письменной математике получил тройки. Конкуренция была высокая, пять - семь человек на место и ребята сдавали экзамены отлично, или на хорошо. Я даже не волновался, зная заранее, что такой конкурс мне не преодолеть. К великому своему изумлению, во время мандатной комиссии мне дали шанс учиться в мореходном училище. Помощником начальника училища был лётчик- фронтовик, герой Советского Союза А. Я. Коваленко.
Он дал возможность учиться детям погибших фронтовиков, и я оказался одним из них. Так начались мои морские университеты.

Херсонское мореходное училище 1959 год

Вот отсюда и начался отсчёт моей морской жизни и с этого момента я был зачислен в братство мореходов, а уж как сложится дальнейшая наша морская жизнь - это всё было в руках судьбы. Училищные годы пролетели стремительно: учёба, увольнения, спортивные соревнования, первые накопления опыта и первые разочарования.

В июне 1961 года я женился. Обо всём этом я написал более подробно в рассказе «Мореходка».

МУРМАНСК

После окончания весеннее-летнего семестра нам предстояла первая плавательская практика на Северном флоте, в Мурманске.
Мы на месяц разъехались по домам, а потом в августе 1961 года собрались в Мурманске. Жили в Доме междурейсового отдыха, ходили отмечаться в управление Мурманского тралового флота и ждали направления на рыболовное судно. Одних направляли на маленькие РТ, СРТ, другие попадали на БМРТ. Этих мы считали счастливчиками - БМРТ в то время было последним словом техники в рыболовном флоте. Денег не было, и мы ходили на железнодорожную станцию разгружать вагоны с картофелем и бочками с солёными огурцами. Зарабатывали по 9 рублей и были счастливы. Мне не повезло работать на БМРТ, я забыл дома паспорт.

Почти неделю пришлось ждать, когда его пришлют в Мурманск. После получения паспорта отдел кадров направил меня работать кочегаром на небольшой рыболовный траулер типа РТ. Об этом написано в моём рассказе «Морской окунь».

Первый мой рыболовный траулер

Сейчас, по прошествии полвека, вспоминаешь о работе на этом траулере и думаешь, что как-будто всё было во сне: качка, недосыпание, адский труд на палубе, шкерка окуня, изнуряющая работа в кочегарке, омерзительные запахи тухлой рыбы у мукомолки, похабные песни и поведение рыбаков на стоянке в порту…Для молодого парня это очень тяжёлое испытание и можно просто сломаться или принять предлагаемый образ жизни за правило и следовать ему в будущем.

Передо мной остро стоял выбор, и я не принял те правила жизни, которые мне предлагали! У меня уже был такой момент в моей жизни, когда я учился в Тихорецке. Тогда тоже стоял выбор: или в места не столь отдалённые, или продолжать учиться, жить как все мои друзья и родственники. Теперь я уверен, что сделал правильный выбор, но судьба испытывала меня снова, и ставила перед очередным выбором…

Я списался с траулера и попросил отправить меня на более приличное судно. В отделе кадров внимательно выслушали и очень быстро дали направление на плавбазу «Северодвинск» на должность котельного машиниста. Я был очень рад такому счастливому для меня событию. Суда этого типа в 1958 году начала строить Польша, Гданьск.

Они предназначались для приёма рыбы от добывающих судов и обработки её посолом. Плавбазы проекта В-62 при водоизмещении 17100 т, дедвейт 9850 т, грузоподъёмности 2650т, имели длину 155м, ширину 20м и осадку 8, 2м. Численность экипажа на них достигала 260 человек. База оборудована пароэнергетической установкой мощностью 5000 э. л. с, включавшей: 2 котла, 2 паровые машины и две турбины, скорость 14 узлов.

Плавбаза "Иоханнес Варес/Северодвинск"

Плавбаза стояла на рейде Мурманска и нас буксиром привезли на борт. Со мной вместе теперь будет работать часть курсантов нашей группы и часть курсантов параллельной группы судомехаников. Либик, Попик, Козорез - будут работать машинистами второго класса, а я, Генчев, Колтович направлены котельными машинистами второго класса - это наша машинная команда.

Всех расписали по вахтам и распределили по каютам. Мне досталась вахта третьего механика и каюта на двоих с Валерой Либиком. После маленького, пропахшего рыбьим жиром РТ, плавбаза показалась дворцом, не верилось, что могут быть такие условия работы и отдыха для рыбаков. Если я на РТ думал, что никогда не буду работать в море, механиком, то теперь мнение моё резко изменилось.

А условия работы и отдыха действительно были великолепные. Кинозал, библиотека, отдельные столовые для комсостава и рядового экипажа, двухместные каюты, волейбольная площадка на вертолётной палубе и прочие удобства для моряков. По субботам и воскресеньям устраивали танцевальные вечера и, хотя женского персонала было ограниченное количество, всё это создавало иллюзию берегового комфорта и ощущения, что ты не в море, а где-то в клубе, кинотеатре. Мы с ребятами организовали несколько номеров самодеятельности. Володя Попик прекрасно играл на аккордеоне и экипаж судна с удовольствием слушал его выступления и награждал его заслуженными аплодисментами. Мы много фотографировались - молодые, красивые!

Козорез, Колтович, Акулов, Либик, Генчев, Попик

Одно событие запомнилось мне надолго. При перегрузе досок из трюма они упали на матроса, который был в трюме, и ему раздробило ногу, ушибло голову и позвонок. Сделали операцию, больной находился в обморочном состоянии, врач не понадеялся на себя, и капитан решил зайти в ближайший порт Сент-Джонс, остров Ньюфаундленд; там отправить матроса на берег для оказания необходимой квалифицированной помощи.

Подошли к бухте порта, навстречу базе подошёл лоцман. Вскоре прошли через проход в большую красивую бухту Сент-Джонса. Бухта правильной овальной формы и очень узкий, единственный выход в море. Перед нами лежал большой город с огнями рекламы ресторанов, ночных баров, заводов, магазинов, банков и жилых домов, по улицам бесконечной огненной волной двигались ленты автомобилей всевозможных марок, автобусы. Всё это великолепие отражалось в воде бухты и создавало огненную иллюминацию.

Город расположен в долине, над ним высятся горы с какими-то объектами, маяками. Спустили трап и больного перегрузили на буксир. Вместе с ним на берег ушли капитан, врач, помполит и старший механик. Утро подарило нам незабываемую картину. Из-за гор появилось розовое марево восходящего солнца и осветило бухту. Вода сразу же приняла тёмно-голубой оттенок, а дома вокруг порозовели, словно засмущались.

Солнце вышло из-за гор и всё вокруг засияло. Воздух был тёплый, стоящие у причала дома отражались в воде, и яркая зелень на склонах гор дополняла утренний натюрморт природы. Все, кто находился на палубе, щёлкали фотоаппаратами и восхищались красотой канадского утра. Все эти впечатления были записаны в мой дневник и потому так подробно об этом пишу.

Дружная курсантская машинная команда

Пришёл лоцман и в машине дали ход судну. Проходя через узкие ворота, мы в дневном освещении увидели, что это были старинные сторожевые посты с пущками, бойницами в древних стенах. Сдали лоцмана, и ушли на промысел. В середине декабря 1961 года все дружно списались с плавбазы и уехали в Херсон, где должны были представить отчёты по практике и чертежи.

Вторая плавательская практика у нас была на судне «Метеор», на котором обошли почти все порты Чёрного моря. За время учебной практики посетили порты: Одесса, Ялта, Керчь, Севастополь, Сухуми, Батуми, Поти, Туапсе, Новороссийск, Феодосия и другие. Это было моё второе плавание и запомнилось надолго. Мы были очень молоды, стеснённая жизнь в маленьких кубриках, морские шторма, вахты на камбузе, уборки на палубе, туалетах не вдохновляла нас, и серые будни в море оставляли не самое прекрасное воспоминание о времени, проведённом на этом «корвете». Как-то нашли большой резиновый буй, а в каком-то порту грузили кубинский сахар-сырец, жёлто-коричневого цвета.

Были умельцы, которые предложили засыпать в буй сахар, добавить чуть дрожжей и получить брагу. Но видно рецепт был с изъяном, и наш резиновый буй сначала раздулся до неимоверных размеров, а потом лопнул с оглушительным звуком…Всё было бы ничего, да только запах прокисшей браги разносился по всему судну. Попало зачинщикам, а убирать и мыть пришлось всем экипажем! В январе вода в Чёрном море +10 градусов Цельсия и в один из погожих дней, когда не было волнения, спустили штормтрап, прыгали в воду, обжигающе холодную, да только нам молодым это нравилось! Мы с наслаждением прыгали с борта и на удивление никто не простудился! Единственная отдушина была в посещении любого порта и с нетерпением ждали этого момента, чистили, гладили свои форменные брюки, фланелевки, гюйсы, бодро строились на палубе; получали увольнительные в город и рассаживались на шлюпках, которые вывозили нас в Жизнь, о которой мы мечтали от порта до порта.

Учебное судно "Метеор"

Не знали мы тогда, что расстояния от порта до порта будут измеряться месяцами, а труд механиков будет тяжёлым, незаметным и неблагодарным.
Но всё это было в будущем, а сейчас: «Да здравствует следующий порт!» Во время стоянки в порту Ялта, 28 февраля 1962 года, мне пришла радиограмма, что у меня родилась дочь Марина.

Вот так я стал молодым отцом! В марте 1962 года плавательская практика закончилась, «Метеор» пришёл в порт Херсон. Курсанты написали отчёты по плавательской практике и готовились к последним семестрам и предстоящим в июле Государственным экзаменам. За время плавания мы получили свои первые рабочие документы - удостоверения мотористов второго класса. С этим документом можно было уже устраиваться на работу любого судна, где главным движителем является дизельный двигатель.

Удовиченко, Акулов, Сергеев, Давыдов

Мы вкусили прелести морской жизни, получили свои первые трудовые рубли, которые придавали нам определённую независимость и понимание того, что в будущем мы сможем устроить свою жизнь и чего-то в ней добьёмся. Ещё до окончания училища все были обеспокоены важным вопросом: куда направят нас работать, в какой порт, в какой район Союза?

У меня в Прибалтике жила подруга мамы и мы несколько раз были в Таллинне. Мне почему-то запомнился этот уютный зелёный городок, и я стал рекламировать его своими курсантским друзьям - Сергееву, Давыдову и Удовиченко. Моя агитация оказала воздействие, и друзья согласились ехать в Эстонию. Мы написали предварительное письмо в Эстонию, что хотели бы приехать туда работать после окончания училища.

Ответ был положительным, мы теперь ждали госэкзаменов и последующего распределения. Экзамены были сданы успешно, вручены грамоты, дипломы. Все теперь ожидали самого интересного события, которое могло определить судьбу каждого из нас. Мне, Сергееву, Удовиченко дали направление в Таллинн, а направление для Давыдова забрал наш старшина Рыбалко. Старшинам давали право выбора направления, и вот такой нечестный поступок совершил наш старшина группы. Такая вот судьба!

Во время учёбы в мореходке моим самым лучшим другом был Лёня Сергеев и эту дружбу мы пронесли сквозь года и общаемся до сих пор. Лёня живёт в Калининграде, на пенсии.

Леонид Сергеев, Анатолий Акулов

Остальные ребята нашей группы получили направления в Мурманск, на Чёрное море, на Сахалин. Мы так ждали окончания училища, и вот когда пришёл момент расставания, все загрустили, понимали, что неизвестно, как сложится судьба каждого из нас! Время покажет!

АНАТОЛИЙ АКУЛОВ

Анатолий Акулов

Комментарии

Добавить комментарий