- Москва и область
- — Читальный зал
- — Истории
- — Морские рассказы
- — Мореходка
- Морские рассказы
- — Мореходка
20.08.2011 10:45
12542
Мореходка
Посвящается друзьям - МОРЯКАМ-МОРЕХОДАМ.
Мореходка, 1959-1962 гг.
Где, вы, друзья, нет переписки…
Плывут в тумане имена…
Теперь так далеки, и так близки
На все остались времена.
Коснулась волна седая
Кудрей бывалых моряков,
Закружилась чаек стая,
Слетая с дальних берегов!
Мелькнет случайно бескозырка,
Горячим ветром вдруг пахнет,
И вновь волной накатит зыбко,
И старый друг меня поймет…
Мореходка
Город Кривой Рог.
Определённые обстоятельства, связанные с моей бурной юностью, вынудили меня покинуть Кубань, маленький степной городок Тихорецк и переехать на Украину, где жили мамины родственники, два брата и сестра.
В ноябре 1958 года я приехал в город Кривой Рог, на рудник имени Ленина, и поселился я у маминого брата, Горбенко Василия Тарасовича. Тогда я учился уже в 10-м классе, и мне пришлось заканчивать последний класс в другой школе, в другой обстановке, с другими ребятами и девочками.
Школа №53 была расположена на окраине рабочего горняцкого посёлка. Это было небольшое двухэтажное здание из кирпича, построенное по стандартному проекту, без архитектурных излишеств, с небольшим школьным двором, окруженным каменным заборчиком, а уже через двести метров начинались пустынные овраги, пруд и частные дома жителей посёлка. Атмосфера в школе была спокойная, даже в какой-то степени семейная, в школе было по одному классу, начиная с 1-го по 10-й класс.
Приняли меня в новый 10-й класс очень дружелюбно, с особым интересом, воспринимая меня как нечто новое, интересное, чуть ли не из другого мира.
Конечно, мы были из разных миров, они - из патриархального, украинского, горняцкого посёлка, я - из далёкого, русского, небольшого, но всё же города, обладающего всеми пороками и достоинствами небольших городов, которые были присущи и мне, хотя я этого тогда не ощущал.
Преподаватели отнеслись ко мне по-разному, в основном хорошо, терпимо, кроме одной, математички, Валентины Михайловны, которая явно недолюбливала меня, и её требования ко мне были иногда явно завышенными. Но это не портило общей доброжелательной и хорошей обстановки в классе и школе. Я себя чувствовал прекрасно среди моих новых товарищей. Девчонки позволяли мне списывать домашние задания, в основном по математике, а по остальным дисциплинам я себя чувствовал довольно уверенно.
Правда, за это время случился эпизод, который я до сих пор вспоминаю со смехом и без всякой обиды на этих девчонок. Две или три зачинщицы, фамилии которых я даже не помню, написали мне записку со словами, что я «истрёпан, как старая книжка» и другие, какие-то наивные, но необидные слова. Я, по глупости, показал эту записку классному комсоргу (Валере Удовиченко). Он был очень правильный, очень принципиальный комсомолец, отлично учился. Вот он и собрал комсомольское собрание, чтобы выяснить – кто и зачем это написал? Мне пришлось выступить и сказать, что я не обижен и согласен превратить всё в шутку. Это был правильный ход, всё благополучно закончилось, а те, кто это написал (я их конечно вычислил), относились потом ко мне с явной симпатией, хотя и вопреки смысла написанной ими записки. Эх, молодость, молодость! Где ты?
Преподавательский состав был довольно сильным, знания преподносились на хорошем уровне, отсюда и ученики были достойны своих преподавателей - почти все учились на твёрдые четвёрки и пятёрки, слабаков было мало, они и не замечались на таком сильном интеллектуальном ученическом уровне.
В классе с нами учился прекрасный аккордеонист, Владимир Попик, а девчонки, истинные представительницы Украины, были очень музыкальные и голосистые, и на школьных вечерах не было им равных, когда они заводились и обрушивали своё пение на всех слушателей. Пение в школе было в фаворе, школьный хор (и меня вовлекли в него) выступал на клубной сцене рудника, а мы с В. Попиком исполнили сольный номер на тему популярной тогда песни В. Трошина – «Почему, отчего, я не знаю сам?». Аплодисменты, конечно, были, только не самые громкие, но это была «минута славы»!
Танцевальные вечера в школе проводились под неусыпным оком преподавателей, но всё было очень интересно, трогательно. Здесь впервые показывались симпатии и антипатии, здесь впервые делались робкие объяснения в любви, «белое» танго, различные розыгрыши, невинные записки, это всё интриговало, возбуждало, всё было впервые! Всё впервые!
Вспоминаются танцы в клубе рудника, мне особенно потому, что все лица были новые, неизвестные, как ребят, так и девчонок. Мы как-то группировались по интересам, ходили слушать музыку пластинок и только входящих в моду магнитофонов.
Выпивали, но умеренно, почему-то сладкое красное вино, Крымский мускат, а если его нельзя было купить в местном магазине, то ездили на соседние рудники.
Я неплохо играл в баскетбол и начал тренироваться со сборной рудника. Мы ездили на игры со сборными других рудников, мне это очень нравилось, я впервые почувствовал свою определённую значимость, я был нужен команде, своим друзьям!
Осенью и зимой рудник был угрюм и неприветлив: серые здания, терриконы руды, вся эта поселковая архитектура навевала тоску, всё было слишком невыразительно…
Пришла весна 1959 года! Всё же весна, особенно когда она приходит в молодости, приносит с собой столько бурных радостей, ожиданий будущего и столько разочарований, особенно горьких, когда ты молод… Всё преобразилось на этом сером руднике, деревья покрылись зелёной листвой, зацвели каштаны, липы, в садах у частных домиков зацвели первые тюльпаны, ирисы.
В мае, перед выпускными экзаменами, должна была приехать моя мама, и я решил преподнести ей цветы. Каюсь, но для этого мне пришлось оборвать тюльпаны не в одном палисаднике у частных домиков. Когда я вручил ей этот букет, то мама не особенно обрадовалась такому моему «вниманию», но не нести же их назад…
Началась подготовительная пора сдачи экзаменов в школе. Было тепло, всё вокруг радовалось жизни, а нам нужно было готовиться к экзаменам, это было невыносимо! Готовились вдвоём, втроём, но в голову ничего не лезло, кроме мыслей о том, чтобы скорее всё кончилось. Так скоро всё и закончилось!
Начались экзамены, которые прошли и принесли мне немало радостей и огорчений. Экзамен по совместной письменной алгебре и геометрии для меня был самым трудным. Примеры я долго решить не мог, но потом благополучно списал у Лары Свиридовой, но моя «любимая» Валентина Ивановна принципиально поставила мне тройку, а Ларисе пятёрку, которую она, безусловно, заслужила. Но почему тройку? Оно может логически и правильно, я больше, чем на тройку, и не знал, но ведь примеры официально были решены? Выяснять что-то было бесполезно, но эта тройка испортила мне аттестат, так как по остальным предметам у меня были четвёрки и пятёрки. Ну да бог с ней, пробьемся!
Через несколько дней был выпускной вечер, вручение аттестатов зрелости. На выпускном бале все мы веселились, обнимались и прощались, и не напрасно, так как многих из моих одноклассников я больше никогда не увидел. Вскоре, через пару месяцев, нас - трех одноклассников - судьба увела в другой город.
Этот город – Херсон, где мы (Акулов, Удовиченко, Попик) поступили в Мореходное училище, расположенное на Кошевом спуске, 17.
ПРОХОДНАЯ УЧИЛИЩА И ЖИЛОЙ КОРПУС
Херсон.Экзамены.
Когда мы приехали поступать в Мореходное училище, то поселились на ХБК, это посёлок Херсонского хлопчатобумажного комбината, где жил обслуживающий персонал этого комбината в частных домах.
В общежитиях на ХБК жили девушки-ткачихи, и было их так много, что чувствовался дефицит мужского населения, что мы потом и на себе и прочувствовали, когда поступили в училище и остались жить здесь, на три с половиной года. Когда мы приехали в Херсон, то нашли по адресу Кошевой спуск 17, мореходное училище, сдали документы в приёмную комиссию, и нас временно поселили в спортивный зал училища, выделив матрац, даже без белья.
Не будучи особенно избалованным, мне вся эта походная обстановка в спортзале, с шумом, гамом, смехом, храпом ночью - показалась не совсем привлекательной, и мы, на следующий день, с В. Удовиченко, поехали по одному адресу, который мне дали в Кривом Роге мои родственники. В одном из частных домов, в посёлке ХБК, жили знакомые моих украинских родственников, и я, с В. Удовиченко, поселился у них, и жили мы с ним во дворе дома, в очень чистенькой летней пристройке, с двумя отдельными кроватями и столом.
Июль месяц, жара, а мы обложились учебниками и готовимся к экзаменам.
Днём ходили купаться на Днепровский пляж, ездили туда трамвайчиком, а вечером, когда спадала жара, просматривали учебный материал. Хотя, по моему мнению, я не получил больше знаний, чем знал, а знаний по математике у меня было не очень много, но на твёрдую тройку я рассчитывал.
И вот пришло время экзаменов, время надежд и переживаний! В большом актовом зале мы сдавали первый экзамен по русскому языку - сочинение. Я уже не помню, на какую тему я писал сочинение, но после сдачи экзамена, на следующий день, я получил отметку - отлично. Ура! Первый шаг к поступлению сделан.
Экзамен по устной математике я сдал на четвёрку, а вот по письменной математике я получил твёрдый трояк!
Настроение у меня снизилось почти до нуля, так как конкурс был большой, и с трояком надеяться было не на что. На одно место было семь человек.
Началась мандатная комиссия, когда в том же актовом зале сидел начальник училища, замполит, и преподавательский состав. Все, кого допустили к этой комиссии, (странно, но я был в этом списке), должны были по очереди зайти в зал и пройти собеседование.
С дрожащими коленками, не надеясь на положительный результат, я зашёл в зал, и попал на собеседование к замполиту. Замполит, А. Я. Коваленко, чернявый, симпатичный мужчина, со звездой Героя СССР на синем кителе, очень вежливо, доброжелательно, расспросил меня о том, где и как учился, кто родители. Когда я сказал, что мой отец погиб на войне, сделал себе пометку в своём листке, отечески улыбнулся, и сказал - всё, никуда больше не ходи, ты зачислен! Я на крыльях вылетел из зала, и на вопросы Херсон. Экзамены.
В колпаках, но с гюйсами
Первые курсантские университеты.
Если честно, то поступление в училище не было моей мечтой, я не собирался бороздить моря и океаны, не бредил заморскими странами. Моей мечтой было стать корреспондентом какой-нибудь известной газеты, жить в разных странах, изучать быт и уклад жизни в них и писать оттуда свои корреспонденции. Мечта не сбылась!
Я стал курсантом Херсонского Мореходного училища РП. По своей наивности я тогда, когда сдавал документы, даже не удосужился узнать, что обозначают эти две буквы - РП.
И только потом, когда меня приняли, мне объяснили, что РП - рыбная промышленность. Я был разочарован, мне не хотелось быть моряком-рыбаком, но было уже поздно, «поезд ушёл». Всегда завидовал курсантам из «централки», считал, что они станут настоящими моряками, а мы – моряки второго сорта. Конечно, будущая моя жизнь и работа внесла кардинальные изменения в моей морской судьбе, но то, что я будущий рыбак, мне уже тогда было не по душе.
Большинство курсантов моей группы составляли 17-18-ти летние мальчишки, только что закончившие десятилетку.
Херсонцы составляли процентов 30, а 50 процентов составляли жители сёл, остальные были иногородние - из небольших посёлков, городков, городов - Севастополя и Симферополя.
Мы приехали в училище в своей гражданской одежде, и уже на первые занятия нас переодели в форменное обмундирование, согласно правил и требований того времени. Помнится, как нас одели в это форменное обмундирование – суконные брюки, бескозырки (колпаки) без ленточек, гюйсы, хлопчатобумажные фланелевки, тельники, чёрные трусы, носки и кирзовые ботинки-«гады». В этих колпаках и «гадах» мы были похожи на арестантов, но не на курсантов Мореходного училища РП.
Через два месяца щеголяний в этих арестантских одеждах, в канун праздника 7-го ноября, нам выдали суконные фланелевки, кожаные туфли, мичманки и новые гюйсы. Это была первая радость в мрачном периоде двухмесячного карантина училища. Готовились к праздникам: перешивали свои фланелевки (сужали, вставляли замки-молнии), нашивали нашивки, утюжили, подшивали брюки, наглаживали гюйсы по определённому формату.
Танцы.
Мы мечтали о первом выходе в свет! Перед праздниками в училище состоялся большой праздничный концерт с последующими танцами, которых мы так ждали, мы были молоды, нам хотелось любить и быть любимыми, а при полном параде перед нами не может устоять любая девушка…
Начались танцы, играл наш курсантский духовой оркестр, мы стояли группкой, молодые, смущённые такой праздничной атмосферой и гордые тем, что мы уже взрослые, при полном флотском параде. Зал наводнили девушки, такие молодые, красивые, глаз не оторвать! Мы не знали ещё как себя вести, как подойти и пригласить девушку на танец, а перед нами уже неслись пары - это «умудрённые» опытом старшекурсники разобрали всех невест, пока мы переминались с ноги на ногу!
И вот объявили «белое танго», приглашают девушки! Мы все замерли с бьющимися сердцами, ожидая ту, которая подойдёт и пригласит на танец. Я уверен, такое было не только со мной. Нам всем, во всяком случае большинству, поступившим в училище, было по 17-18 лет. Ну какой у нас был любовный опыт обращения с девушками? Да никакой, мы все ещё были школьниками, может, кто и влюблялся, провожал несколько раз своих девушек, но в основном все мы были зелёные мальчишки, теперь курсанты первого курса Мореходного училища!
В Херсоне был хлопчатобумажный комбинат, на котором работали девочки, девушки, женщины со всей Украины, да и россиянок было немало. И вот эти тысячи молодых, незамужних ткачих, конечно, мечтали подружиться с курсантами - молодыми, перспективными, которые могли обеспечить им в будущем интересную и безбедную жизнь. Вот поэтому, когда в училище по субботам устраивались танцы, то девушки просто осаждали, если не сказать, штурмовали наше заведение.
Проход на территорию училища был только через проходную, но были случаи, когда они лезли через забор, их ловили и выпроваживали назад. Теперь, по прошествии времени, мне искренне жалко этих девчушек, они хотели тоже радоваться со всеми, так призывно звучала музыка из зала, такие статные и красивые были ребята в этом зале…
Когда мы дежурили на проходной, перед ней на улице тоже толпились девушки и просили провести их в зал. Ну, у кого не могло дрогнуть сердце, когда на тебя смотрели милые, умоляющие глаза, и мы проводили их, таких настойчивых, в их простом желании приобщиться к празднику жизни!
Но были и другие случаи приобщения молодых ребят-курсантов к дружбе с ткачихами. Уже на первом курсе нас собрали в актовом зале и рассказали, как милые девушки насиловали курсантов. Где-нибудь в пустынном месте заманивали молодого парня, потом появлялось ещё несколько жаждущих мужской любви девушек. Парня связывали, а потом ниткой перевязывали яички, чтобы он не заканчивал раньше времени. После этого усаживались на него по очереди и получали своё удовольствие, кто сколько хотел.
Конечно, после такой любви ребята становились инвалидами, смертельных случаев не было, а жаждавшие любви девушки получали тюремные сроки. Таких случаев были единицы, но они были. А вот когда в училище приходили беременные девушки с требованием, чтобы негодяй-курсант женился, было гораздо больше. Альтернатива была одна - женишься, остаёшься и учишься дальше, отказываешься - немедленное отчисление из училища. Отказников жениться я что-то не припомню, а вот ранних браков было много, в числе среди этих «счастливчиков» оказался и я. Ну не было у нас сексуального опыта, не было, а была гиперсексуальность, подогретая разговорами в кубриках умудрёнными, более старшими нас по возрасту, однокашниками.
Так оно и было, мы-то помним!
Идем парадным маршем
Парады.
Подготовки к параду тоже запомнились своей тупой, безрассудной муштрой, хождением по ранжиру, дурацкими песнями, ненужной и выматывающей все силы шагистикой. В угоду подготовки к этим парадам, иногда даже отменяли занятия по некоторым дисциплинам, и мы шлёпали подошвами своих рабочих ботинок по асфальтовым дорожкам на территории училища.
Перед парадом выдали белые перчатки, это придавало торжественности и значительности нашему появлению стройными рядами на площади, перед зданием Херсонского обкома партии. Мы шли, печатая шаг, держали равнение в рядах, грудь распирало от значимости своего участия в параде, забыты были мучительные предпарадные репетиции. После парада были увольнения и поиски компании, где можно отметить праздник, а эти поиски были непродолжительны, так как в наше время о дружбе с курсантом мечтала едва ли не каждая вторая девушка в Херсоне. Ведь впереди были такие перспективы…
Вспоминается один из праздников, на котором я проявил себя не с самой лучшей стороны. Это был праздник 8 марта и нас, несколько человек, в том числе Алик Давыдов, Лёня Сергеев и кто-то ещё, уже не помню, пригласили в частный дом, в районе Забалки. Был красиво накрыт стол, девушки одеты соответственно Женскому празднику. Цветы мы подарили, скинувшись вскладчину, но девушкам нужны были не цветы, а наше присутствие. Звучали поздравительные тосты, а нам, на голодный желудок, надо было бы поесть, а не выпивать полные рюмки водки. Короче, не знаю или не помню, как других, но меня развезло, и я на кого-то, или на что-то обидевшись, начал разбивать стеклянные окошки на веранде. Это было отвратительно, прийти в гости, и учинить там такой разбой.
Меня утихомирили, но праздник был испорчен, а я покрыл себя позором в их глазах! Так было, но больше нигде и никогда я себе подобного не позволял. Эти девушки, уже бабушки, до сих пор меня осуждают, не зная о моём раскаянии.
Муштра
Старшинами групп и роты были стопроцентные «хохлы», уже отслужившие в армии, умеющие неукоснительно выполнять указания вышестоящих офицеров, иногда по ночам поднимали всю группу на построение, выискивая нарушителей дисциплины.
Однажды, кто-то из ребят, притащил в кубрик розовые женские замороженные трусы, которые развешивали на просушку, жёны живущих рядом преподавателей, огромного размера и от мороза они раздулись как шар. Такого весёлого футбола, когда пинали эти розовые трусы, я больше нигде и никогда не видел… Мы не смеялись, мы ржали, и падали от смеха на койки. Но веселье скоро прекратилось, так как нашёлся хозяин этих трусов - (командир роты), и затем началось выявление виновника кражи. Никто не признался, а старшина группы нас поднимал ночью с коек на построение, и на признание не один раз!
Такое не забывается! Мне на всю жизнь запомнились эти издевательства старшины нашей группы, не буду называть его фамилию, тем более что он ушёл в мир иной, бог ему судья. Жизнь расставила всё по своим местам - кто-то отсеялся, кто-то был на первых ролях, часть группы ползла с курса на курс, иногда теряя бойцов по мере продвижения к окончанию училища. Не буду по каждому курсанту нашей группы расставлять акценты, так как каждый из нас знал себе цену и место в составе группы, да и дружили тоже соответственно интересам и месту в неофициальной групповой иерархии.
В КУБРИКЕ
Учеба
Сейчас уже можно подвести итоги того, что уровень школьной подготовки был у городских ребят значительно выше, чем у представителей славного крестьянства, да и лидерские качества были у всех разные. Самое гнусное время занимала самоподготовка, которая начиналась после ужина и продолжалась до 22 часов вечернего времени. Нужно было обладать героической усидчивостью, чтобы все 3-4 часа самоподготовки учить то, что было задано, мы вовремя этих часов занимались всем, чем угодно, только не зубрёжкой.
Кто писал письма домой или своим девушкам, кто сладко спал, уткнувшись носом в учебник, представляя, как содержание учебника постепенно вкладывается в мозги. Кто рассказывал анекдоты, кто бегал друг за другом, изображая ковбоев и стреляя по целям «подозрительными» звуками, издающимися из рабочих штанов, кто становился на подоконник в определённую позу, тушили свет, и зажигали спичкой газы, а смеялись до упаду, словно в нас вселялся какой-то бес!
Были и среди нас хорошие мальчики, которые даже в этом бедламе ухитрялись учить заданный материал, но их было крайне мало, остальные мальчишки были оторви-головы в курсантских робах! Ждали вечерней прогулки, когда раскрывались ворота и чёрные шеренги курсантов вываливались на просторы городских улиц, стучали «гадами» по асфальту, брусчатке, часто орали строевые песни, втискивая между строк матерные слова, за которые можно было поплатиться нарядом вне очереди. Пройдя положенные отрезки улиц, чёрные шеренги возвращались в свою альма-матер. Если набиралось вскладчину достаточно мелочи на пару буханок хлеба, то кто-нибудь, пошустрее, заскакивал в булочную и затоваривался. После переклички и проверки наличия курсантов в группах, расходились по кубрикам и те, кто субсидировал покупку хлеба, разрывали её на куски, аки алчные звери. Мы всегда хотели есть и всегда хотели спать, даже во время переклички могли спать в строю, а во время коротких перемен между парами, во время занятий, прибегали в кубрик вздремнуть на 5 минут…
Столовая
Утро, звучит горн, кричат дневальные: «Подъём!», глаза слипаются, но вылезаешь из под одеяла и как чумной ползёшь в туалет. Первый год это была мука, но со временем пришла привычка всё это выполнять на автомате. Снова училищный плац, построение по ротам и в чёрных трусах, в знаменитых «гадах», на улицу Ленина вываливала толпа молодых парней, с кривыми и волосатыми ногами, которые не всегда хотелось демонстрировать молодым девушкам, а чёрные домашние трусы по колено и подавно… Возвращались после пробежки, делали физзарядку под бравурные звуки оркестра, с ним всё же бодрее, а потом построение, проверка чистоты робы и чистоты «гадов».
Памятны наши заходы в столовую, конечно, на первом курсе, когда мы попадали в столовую последними, тогда времени было в обрез, но вот вспоминаются последующие годы, когда 20 грамм масла размазывали на 3-4 куска хлеба и получали истинное наслаждение. Особенно памятны субботы и воскресенья, когда местные Херсонцы уходили по домам! Это было пиршество, мы делили и масло, и вторые блюда на обедах и на ужинах. Низкий Вам поклон, дорогие наши херсонские ребята, мы познали тогда, что такое - «праздник живота». Где ещё можно было во время обеда слушать вальсы и танго в исполнении духового оркестра? Только в Херсонском Мореходном училище РП! Нас научили: стирать свою рабочую одежду, следить за чистотой обуви, носить парадную одежду выглаженной, с определённым форсом. Гюйсы, фланельки, тоже гладили на особый манер, не говоря о брюках. Летом белые форменки сверкали белизной и вытравленными гюйсами!
Спасибо Вам, офицеры, которые без особой жестокости, но требовательно, привили нам привычку следить за собой, своей одеждой и быть немного франтом!
ВАРИМ РАКОВ
Разное
Жизнь в мореходке не баловала нас разносолами, и поэтому, когда кому-нибудь приходила посылка из дома, это становилось достоянием всех в группе. Ждали пира! Наконец, посылка получена, принесена в кубрик, открыта и начинался делёж.
Не могу сказать, что делёж был справедливый, но никто из получающих свои посылки не прятал, а честно предъявлял на общий грабёж. Обычно присылали конфеты, шоколад, разное домашнюю выпечку, а если это из Украинского села или городка, то обязательно сало, лук, домашняя колбаска. Никогда не забуду, когда на мою посылку навалились толпой, и каждый норовил что-то ухватить. Альку Давыдова прижали лицом в печенье, и когда он вылез из этой кучи, на него без смеха нельзя было смотреть - всё лицо было в раздавленной муке!
Наказанием для курсантов обычно давали командиры рот, в перечень которых входило чистка гальюнов, мойка полов в коридорах, дежурство на камбузе, которое очень всем нравилось, так как там можно было всегда что-то перехватить. А вот зимой, когда мороз на улице, то стоять на часах у пушки, которая никогда не выстрелит, было, сущим наказанием. Смотришь с тоской на жилой корпус, а из открытых форточек пар валит, тёплый воздух.
Ребята спят, топили помещения всегда хорошо, а ты стоишь здесь, и с тоской смотришь на часы, ждёшь, когда тебя сменят. Снабжать котельную углём, тоже входило в наши непрописанные обязанности, в основном это делали первокурсники.
У мореходного училища была своя водная станция, свой причал, где можно было взять лодку с вёслами, и прокатиться на ней по всем канальчикам, ерикам Днепра, которых здесь великое множество, всё-таки здесь находится устье реки. Был и свой маленький буксирчик, на котором мы добирались до станции. Для более солидных выходов имелись 8-местные ялы, на которых мы иногда совершали шлюпочные походы в Цюрупинск, на Голую пристань. Мы часто заплывали в плавни, где ловили раков, и на каком-нибудь из облюбованных островков разжигали костёр и варили этот речной деликатес, который был прибавкой к нашему скудноватому училищному питанию.Еще одним из вариантов, было знакомство на пляже с девушками, которые привозили с собой солидные сумки, которые мы, ненавязчиво, опустошали, устраиваясь с ними на пляжной скатерти - самобранке. Девчонки всё понимали, и угощали с украинским радушием, понимая, что на пляж мы с собой, кроме плавок, никогда ничего не брали!
По вечерам, летом, мы ходили на танцы в клетку (танцплощадку), Херсонский парк, там играл эстрадный оркестр, и каменная, выдававшаяся сторона, была словно создана, чтобы туда курсанты складывали свои мичманки. Забавно было видеть - целый склад мичманок, разного покроя и цвета, с белыми чехлами и без чехлов. По мере окончания танцев, мичманки разбирались, а к концу танцев, там сиротливо белело или чернело несколько штук. Так заканчивался развод, и пары исчезали в темноту херсонских улиц, или набивались полные троллейбусы, которые везли влюблённых в жилой район ХБК. Сходить в самоволку, особенно летом, было острой необходимостью, мы шли на разные ухищрения, чтобы сбежать из своей добровольной «тюрьмы» и вдохнуть воздух свободы.
Вошли в моду китайские белые нейлоновые рубашки, мы их хранили в чемоданах в баталерке, и в нужный момент, доставали, гладили, и выпрыгивали из окон 1-го этажа, или проходили через камбуз и выпрыгивали из окон оттуда.
Вариантов было немного, нас ловили, наказывали, но не отбили охоту бегать в город.
В ПЛАВНЯХ
Материальное положение курсантов было довольно жалкое, 6 рублей стипендия на 1-м курсе и добавляли понемногу, до 10 рублей на последнем курсе.
Конечно, мы были на полном государственном обеспечении, но кому из нас тогда не хотелось купить лишнее мороженное, шоколадку, сходить в кино.
Ткачихи хорошо это понимали, брали на вооружение, они зарабатывали сами, и естественно, мы не отказывались, когда нам покупали билеты в кино, а на праздники мы вообще отрывались - какая девушка не мечтала пригласить в гости курсанта. Я уже не буянил, и вёл себя прилично, чтобы гости (мои друзья) успели хорошо поесть.
Мы, в меру свои сил и возможностей, пытались пополнить свой атаманский запас. Наша команда грузчиков состояла обычно из 3-4-х человек - Синипольский, Давыдов, Сергеев, Удовиченко, Чеховский, и кто-нибудь примыкал на время. Мы чистили доки, вагоны с овощами, разгружали речные баржи с камышовыми матами. На спину грузишь два - три мата, если позволяла сила, и по шатающимся сходням тащишь из трюма на берег. Там сбрасываешь, и за очередной ношей. Жарко, пыльно, всё чешется, пот заливает глаза. Но мысль о том, что по окончании разгрузки сразу получишь рублей 25, грела, и давала силы не бросать работу.
Один раз, зимой, мы нанялись разгрузить вагон с углём. Сначала работа шла довольно бойко, но силы таяли, и к 12 ночи, когда оставалось ещё ровно половина вагона, мы почти выдохлись. Рядом была сторожка, где горела печурка, и мы там временами отдыхали и грелись. Мы зашли туда в очередной раз и буквально повалились на пол от изнеможения. Посмотрели друг на друга, морды чёрные, в угольной пыли, но даже на смех у нас не было сил. Из небольшого радиопродуктора неслась какая-то красивая песня, в сторожке было тепло, нас разморило, и мы на мгновение, расслабились и уснули. Когда раздался грубый голос человека, следившего за разгрузкой, который призывал нас выйти и закончить выгрузку - кто бы знал, что у нас, у каждого было на душе, а на словах мы покрыли его трёхэтажным матом и покорно побрели с лопатами к вагону.
К утру вагон был разгружен, но какими силами, с помощью лопаты и какой-то матери, прости нас Господи. Деньги мы утром получили, пришли в училище грязные и смертельно уставшие. Больше вагоны с углём мы не брались разгружать, предлагали другим!
Помню себя под Новый год, на 2 курсе, в белой нейлоновой рубашке, на сцене нашего училищного зала, под инструментальный оркестр, я исполнил песню «Снежинки». Не знаю, насколько профессионально это было исполнено, но зал гремел аплодисментами, сверху мне на голову сыпали бумажные снежинки, в общем было классно…
Спорт. Музыка
В училище очень развит был, по тем временам, спорт. Была футбольная, волейбольная, баскетбольная команды, которые достаточно успешно выступали на городском уровне. Была и команда тяжелой атлетики, велосипедная команда, команда легкоатлетов, которые не раз занимали призовые места на городских соревнованиях. В сборной училища по баскетболу играл Лёня Сергеев, выступали в сборной училища по футболу Кобылянский, Мальченко, Акулов, тяжеловесов представлял Алик Давыдов.
Музыкантами наша группа также не была обделена. С нами учился прекрасный аккордеонист Виктор Крыга, великолепный трубач Володя Булдаков.
С легкоатлетами выступали Чеховский, Акулов, правда, особых результатов мирового уровня, мы так и не показали. Была одна небольшая хитрость того курсантского времени - спортсмены освобождались от всевозможных нагрузок - шагистики, уборок территории и других хозяйственных работ, а перед соревнованиями нам выдавали по 2-3 баночки сгущённого молока. Конечно, не сгущённое молоко тянуло нас в спорт, но он давал отдушину в замкнутом училищном круге, давал возможность покидать стены училища, выезжать на другие стадионы, места соревнований, общаться с другими спортсменами. А музыканты были вообще короли в отношении свободного времени, наш духовой оркестр был нарасхват, и часто выезжал на какие-то мероприятия, сопровождения.
Бунт Херсонских мореходов.
Одним из событий, которые мне запомнились в это прожитое в мореходке время, была драка с гражданскими ребятами, которые составляли нам некоторую конкуренцию в женском вопросе. В июне 1961 года, один из моих однокурсников, Игорь Самохин, после окончания танцев пошёл с товарищем провожать своих спутниц домой.
По пути им встретились гражданские ребята, которые нас недолюбливали, и считали, что мы отбиваем у них девушек. Кроме того, они завидовали нашей курсантской форме (может, это звучит смешно, но так было). Произошла стычка, Самохина побили, и он с травмой попал в больницу. В это же время были избиты 4 курсанта, их централки.
На следующий день, объединившись, две мореходки и судомеханический техникум пошли защищать честь мундира.
Защищали совместными усилиями обеих мореходок - «плечо к плечу, кулак в кулак!». Перед центральным входом в централку нас собралось много, не считал, сколько, но площадь была запружена, и, перед нами выступил с речью секретарь обкома, призывая к порядку и разойтись по» камерам».
Но его никто не слушал. Кричали, что если милиция не может разобраться, то мы сами разберемся. Как это всё напоминает сейчас действия футбольных фанатов. Ну, а потом толпы растеклись по улицам Херсона, и били гражданских ребят всех подряд (к большому сожалению), виноватых и не виноватых.
Это был инстинкт толпы, никто не думал (в том числе и я) -, что же мы делаем? Когда мы носились с криками и матом по улицам, нам на головы с верхних этажей бросали тяжёлые предметы, лили холодную и горячую воду, и также обзывали самыми непотребными словами, что только нас подогревало. Но порыв был един, никто не струсил, не уполз. Разогнав всех, кого только встретили, под утро вернулись вы училище. Офицеры нас не предали, мы вошли в экипаж без утайки.
Это потом начались разборки, объяснения, и, конечно, пострадали несколько курсантов. Ребят, не менее 4-х человек, отчислили, с разных курсов, сняли начальника училища. Мы были ещё 3 дня в осаде, нас никуда не выпускали, да мы и сами боялись выходить.
Со временем всё успокоилось, а мы чувствовали себя «героями» - это чувство присуще только молодости. Мои товарищи и я сам, в спорных моментах дрались только в равных составах или одтн на один, а вот гражданские «кодлы» часто подлавливали нас, и тогда нас спасали только ноги и спортивный бег, а такого опыта по бегу на длинные дистанции у них не было, тем и спасались!
Офицеры. Командиры рот.
Офицеры были разные, не буду их сейчас характеризовать, но большинство были достойны этого звания. Первым командиром роты, на 2-м курсе, у нас был майор КукушкинФ. А., добрый, мягкий человек, который хотел казаться строгим, но у него это плохо получалось. Мы, зная его доброту, часто нарушали и дисциплину, и бегали в самоволку, но если кто и попадался ему, то отделывался «строгой» беседой и отеческим внушением.
Вторым командиром роты, на третьем курсе, у нас был майор Бабанин И. С., (подпольная кличка Бабай), не только очень строгий, но и придирчивый, нелюбимый никем, часто подлавливал курсантов, и с особым сладострастием, наказывал провинившихся. На него охотились, и когда он проходил внизу, то из окон туалета 4-го этажа, на него часто выливали тазики с водой, и делали это неоднократно. Риска не было, пока он добежит до 4-го этажа, агрессор смоется на другой этаж. Проверено, грешен, сам его поливал и очень удачно!
Третьим командиром роты, на 4-м курсе, у нас был капитан-лейтенант Суходольский, довольно молодой, въедливый, самодовольный, тоже любитель подсматривать и подслушивать. Говорят, что у него были стукачи среди наших же курсантов, но мы точно не знали кто, иначе этому доносчику, если бы узнали, пришлось бы уходить из училища.
Помню один эпизод, когда мы с Аликом Давыдовым возвращались из самоволки. Удачно перелезли через забор, проникли в помещение экипажа, и довольные, неслись по ступенькам на 4-й этаж, в кубрик, задыхаясь от смеха, с возгласом: «Зяму нае. ли» и, утыкаемся головами в живот этому Зяме. Суходольский был по национальности еврей, и у него была кличка Зяма. Он был дежурным офицером по училищу, и вот подстерегал нас прямо на нашем этаже. Он схватил нас за отвороты бушлатов и грозно прошипел: «Так кого вы нае. ли?». Мёртвая сцена, смех пропал, мы ждали наказания, и оно не заставило себя долго ждать. Получили несколько нарядов вне очереди!
Командиром ОРСО - был капитан 2-го ранга Матвеев А. М. Очень строгий офицер, но в тоже время справедливый, просто так никого не наказывал, обладал чувством юмора, и при случае, мог очень удачно, или зло пошутить.
Напротив нашего училища был 3-х этажный жилой дом, где жили начальник училища, Синицын, начальники специальностей, наш Ю. В. Лазарев, и там же жил Матвеев с женой и дочками. Жена у Матвеева - дородная, симпатичная дама, с красивыми ногами, аппетитным задом, вообщем идеальный раздражитель для сексуально-озабоченных молодых курсантов. И вот как-то, сидят несколько парней и обсуждают эту тему, как бы, да где бы, а весь разговор услышал Матвеев. Где он там стоял, что его не видели, но он подошёл к ним и спокойно сказал: « Да, красивая женщина, но с вашими х. ми там делать нечего!» и ушел. Парни долго ждали, что за этим последует, но всё обошлось мирно. Меня он поймал в городе, потребовал увольнительную, но я ему честно сказал, что в самоволке. На следующий день он вызвал меня к себе, и так, как это было не в первый раз, то дал три рубля и послал в парикмахерскую, чтобы остригся наголо. Делать было нечего, и я поплёлся в парикмахерскую. Шевелюра у меня по молодости была красивая, даже парикмахер сказал, что жаль стричь такую красоту! Но приказ, есть приказ!
Ещё один эпизод, связанный с Матвеевым.
На старшем курсе, некоторых из нас уже назначали, вместо офицеров, дежурными по училищу, облекая такими же властными полномочиями и ответственностью. Для солидности нам выдавали, под расписку, пистолет с кобурой, но без патронов, который гордо болтался на боку, доказывая твою принадлежность к «высшей» касте! И вот, надо же такому случиться, что меня, когда я был дежурным по училищу, сманили на часок, в речной ресторан, у Днепра. Облечённый такой властью, с пистолетом в кобуре на боку, я явился в этот ресторан (был Алик Давыдов и ещё двое ребят, не помню кто…). Конечно такая безответственность, которая присуща, наверно, только мальчишкам, привела меня туда. Часок я просидел, а потом бегом, по Краснофлотской, рванул в училище, благо, что не было проверяющих. В комнатке, для дежурных, я уснул, и на книгу с записями увольняемых, упала настольная лампа.
Книга не сгорела, но на ней осталось большое выжженное пятно.
Утром надо было докладывать Матвееву, который являлся раньше всех офицеров. Перед докладом долго чистил зубы, глотнул розового зубного эликсира (был такой в нашем обиходе), и утром доложил Матвееву, что за ночь никаких происшествий не было, протянул ему книгу увольняемых с обожжённым листом. Подозрительно всмотрелся в меня, спросил, откуда пятно? Только молодость могла помочь держать невинным лицо, и лепетать, что лампа упала нечаянно. Пронесло! Больше я никогда таких глупых самоволок, да ещё с оружием, не совершал!
Из офицеров запомнился замполит Коваленко А. Я., боевой лётчик, который любил курсантов, видимо ещё сильна в нём была фронтовая закваска и понимание братства. Видно было, что и выпить он был не промах, так как часто журил молодых ребят за то, что не могли скрыть, что были, выпивши, или п
СЛАДОК ХЕРСОНСКИЙ АРБУЗ
Преподаватели.
Самым любимым преподавателем у меня, да я думаю, что не только у меня, был начальник судомеханической специальности - Юрий Петрович Лазарев, мужчина лет сорока, много лет работал старшим механиком во флоте. Но он умел так преподнести нам свой предмет - двигатели внутреннего сгорания, вспомогательные механизмы, судовые паровые котлы и прочее, что не выучить и не знать то, что он рассказал, мне было стыдно, и я всегда готовился, чтобы не попасть впросак, если он меня вдруг о чём-то спросит или вызовет отвечать.
Он обладал чувством юмора, никогда не заваливал курсантов, даже если они не совсем твёрдо знали его предмет, и всегда умел как-то ободрить и помочь, иногда отвечая себе, за отвечающего. Когда он начинал урок, он иногда произносил фразу: «Ну, что, начнём с хищников?», имея в виду меня, с моей фамилией Акулов. Тогда я ещё не знал, что я Орлов, хотя всё равно хищник, только степной.
У Юрия Петровича тоже была необидная кличка - Решина, неизвестного происхождения. Почему Решина? Он не был чертёжником, но за глаза мы его иногда так называли. У него на Днепре была дача, и свой катер, который добросовестно обслуживали мы - курсанты - А. Синипольский, Алик Давыдов и я. Он с удовольствием доверял нам свой Главный двигатель, а мы держали его ухоженным и всегда на «товсь»! «Расплачивался» с нами Юрий Петрович арбузами, которые выращивал на своей даче.
Теоретическую механику и сопромат нам преподавал Лотаков А. А - преподаватель жёсткий, бескомпромиссный, и редко кто удостаивался получить у него хорошую оценку. У Лотакова была кличка - Баббит, и он ходил, прихрамывая на одну ногу. Кто и когда ему прилепил эту кличку, мы не знали, но мы его знали только под этим названием металла. Был у нас курсант Гром, который не мог сдать ему этот предмет. Тогда он положил в стол ножку от стула, взял билет, дождался, когда все уйдут, потом вытащил ножку стула и, угрожая Лотакову, потребовал поставить ему удовлетворительную оценку. «Баббит» не испугался, ножку стула у Грома отнял, а последствия этого инцидента были ожидаемы: Грома отчислили из училища.
По неуспеваемости у Баббита были отчислены В. Баранов, В. Щербина, А. Терехов, хорошие ребята, которые потом вернулись и доучились курсом младше. Всё равно уважения и любви Лотакову после этого не прибавилось.
Техническую термодинамику преподавал Калинченко А. Г, предмет нужный, но он так занудно нам всё преподносил, имел плохую дикцию, что мы не испытывали особого желания прилежно его учить, а преподавателю дали кличку Моль, и тоже нам было неизвестно её происхождение.
Паровые машины и турбины преподавал Щебанов В. А, человек влюблённый в эти предметы, но мы понимали, что в дальнейшем, в нашей работе, мы не будем уже работать на судах с такими силовыми установками. Поэтому этот предмет никто не учил, как следует, кроме нескольких наших зубрил, и иметь тройку в зачёте, считалось высшим классом. Преподаватель тоже имел кличку Муля, опять переданную нам по наследству. Теорию устройства корабля преподавал Ярошенко В. М - знающий и хорошо дающий свой предмет преподаватель, но он так вертелся у доски, что его прозвали Балериной.
Элементы высшей математики нам преподавал начальник училища Синицын В. Г, по прозвищу Сом, огромный, добродушный, с пышными усами, говорил громким голосом, был довольно глуховат, чем мы иногда, мерзавцы, пользовались, и мололи всякую чепуху, когда отвечали по предмету. При Синицыне, над зданием мореходки была воздвигнута астрономическая обсерватория, которую курировал фанат своего предмета Георго-Копулос, которого обожали курсанты судоводители, и он им действительно дал крепкие знания по астрономии. Остальные преподаватели тоже выполняли свою миссию, и хотя предметы, которые нам преподавали, были важными, нужными, а вот сами люди, дающие нам эти знания, мне ничем особенным не запомнились.
МЕТЕОР
Плавательская практика.
Первая производственная практику мы проходили на учебном судне «Метеор», который принадлежал училищу, на Чёрном море.
Это был небольшой кораблик, типа «Логгер» с маломощным двигателем, а в трюмах были оборудованы кубрики для курсантов, с подвесными койками и столом с лавками для трапезы. Первый раз мы покидали берег, землю, мы становились моряками, нас звали черноморские порты и неизведанные края.
Капитаном корабля был бывший моряк, который был списан из большого флота по состоянию здоровья, (он хромал, и довольно прилично, на одну ногу), но как капитан учебного судна видимо отвечал остальным требованиям. Кличка у нег была: Гуляй - нога.
Были ещё члены экипажа: стармех, боцман, старпом, но они мне не запомнились. Нас поселили в двух кубриках - носовом и кормовом. В носовом проживала небольшая часть нашей группы, а остальные жили в кормовом кубрике.
Условия быта были спартанские - 2-х ярусные койки, общий стол и общий гальюн в кормовой части судна. Мы посещали черноморские порты: Ялту, Сухуми, Батуми, Поти, Новороссийск, Одессу, Феодосию, Керчь и прочие порты. Море, на наше счастье, было за время практики относительно спокойным, а иногда бывало волнение до 4-5 баллов. Вот здесь и проявились морские качества многих из нас. Ребята, не буду называть их фамилии, укачивались, от вида пищи их тошнило.
Остальная часть - Либик, Акулов, Давыдов, Сергеев, Верников и ещё несколько человек, не испытывала приступов тошноты, а наоборот приступало чувство голода, и мы пиршествовали с теми порциями, которые не съедали наши страдающие товарищи. Мы по очереди несли вахты на камбузе - так вот страдальцы менялись с нами вахтами, чтобы не видеть пищи, но зато в порту мы ходили в увольнение, а они дежурили по камбузу. Такая вот была дружеская «взаимовыручка».
Помню, как мы пришли в Новороссийск, нас построили на палубе, и Гуляй-нога произнёс напутственную речь: «Запомните, курсанты, Новороссийск, это город вечных норд-остов и потомственных б. дей, будьте осторожны!». И действительно, не успели мы сойти на берег, как Гуляй-нога уже вёл под ручку даму определённого вида занятий. С берегом мы обычно общались шлюпкой, так как в порт нас не ставили, по причине сбора портовых налогов, а на рейде стойте столько, сколько вам надо.
В Сухумском ботаническом саду
И мы стояли, как минимум 2-3 дня, так, что все желающие могли посетить любой из портов, которые мы посещали.
Возвращение на судно было по графику, и к 22.30 каждый из уволенных на берег, должен был прийти на причал, где ожидала шлюпка. Если бы кто-нибудь отслеживал эту ситуацию, то возможно услышал бы стук каблуков бегущих к шлюпке курсантов из разных концов города. Опоздать нельзя, шлюпка ждать не будет, и тебе пойдёт в зачёт самоволка, и этого никто не хотел, за всё время практики опоздавших не было!
Запомнился нам Сухумский Ботанический сад, где мы увидели так много неизвестных нам деревьев, кустов, цветов, и не чувствовалось, что стоит зимний месяц январь!
Но всё когда-нибудь кончается, так же закончилась и наша первая плавательская практика, наш «Метеор» вернулся в Херсон и потекли суровые курсантские будни.
После предстояла очередная плавательская практика, в порту Мурманск, куда мы поехали самостоятельно, отдельными группами, и устраивались на работавшие там суда в разном качестве, кто практикантами, а кто на должности кочегаров и мотористов.
Мне пришлось отработать на паровом траулере угольщиком, а потом котельным машинистом на ПБ «Северодвинск», другие ребята работали также на РТ, БМРТ.
Когда вернулись в училище после последней плавательской практики, мы были уже немножко другими, мы вкусили прелести морской жизни, получили свои первые трудовые рубли, которые придавали нам определённую независимость, и понимание
того, что в будущем мы сможем устроить свою жизнь, и чего-то добьёмся.
На ПБ «Северодвинск»
Ещё до окончания училища все были обеспокоены важным вопросом - куда направят работать, в какой порт, в какой район Союза?
У меня в Прибалтике жила подруга мамы, и мы в детстве несколько раз были в Таллине. Мне почему-то запомнился этот уютный зелёный городок, и я стал рекламировать его перед своими друзьями - Сергеевым, Давыдовым и Удовиченко.
Моя агитация оказала воздействие, друзья согласились, мы написали предварительное письмо в Эстонию, что хотели бы приехать туда работать после окончания училища.
Ответ был положительным, и мы теперь ждали госэкзаменов и последующего распределения. Экзамены были сданы успешно, вручены грамоты, дипломы, и все теперь ожидали самого интересного события, которое могло определить судьбу каждого из нас.
Мне, Сергееву, Удовиченко дали направление в Таллин, а направление Давыдову забрал наш старшина Рыбалко. Мы не понимали, как такое могло получиться, откуда он прознал про Таллин, но так случилось. Старшинам давали право выбора направления, и вот такой нечестный поступок совершил наш старшина группы. Конечно, мы все были шокированы, Алик Давыдов был очень расстроен, но мы ничего не могли сделать. Такая вот судьба!
Направления получали в Мурманск, на Чёрное море, на Сахалин.
После госэкзаменов
Мы так ждали окончания училища, и вот, когда пришёл момент расставания, все загрустили, понимали, что неизвестно, как сложится судьба каждого из нас, кого примет море и он добьётся успехов, кто не выдержит этого испытания и уйдёт на берег, кто покинет нас и уйдёт в мир иной…
И вот прошло 49 лет, как мы расстались, эти года прошли так быстро, и мы потеряли многих своих товарищей. Нет больше с нами - Мальченко, Боровского, Каравашкина, Пустового, Рыбалко, Кузя, Крыги, Верникова - мир их праху. Исчез Удовиченко, не оставив никаких сведений о себе. Многие наши однокашники не подают о себе никаких сведений, если живы, то здоровья им и всяческого благополучия. Мы всех Вас помним!
Приближается 50-я годовщина окончания нашего славного и знаменитого училища. Работая в Эстонии, встречаясь со специалистами других учебных заведений, которые всегда с уважением отзывались о херсонцах, подчёркивая их прекрасную, сильную теоретическую подготовку. А уж практика наших штурманов и механиков была получена в зависимости от сроков плавания, типов и мощностей кораблей, а также от степени влюблённости в свою профессию и понимания чувства ответственности.
Но мы всё равно будем с любовью вспоминать годы, проведённые вместе, когда ковалось наше единение, наше братство.
--
Будьте всегда здоровы, мои друзья! Прошло столько лет, я пишу эти воспоминания, и мне кажется, что молодость рядом, протяни руку, но её уже не вернёшь. И мне всё время кажется, что наша молодость в тельняшке и мичманке - это самая лучшая часть жизни, которая прожита в стенах училища вместе с Вами, мои дорогие друзья и товарищи!
--
Анатолий Акулов
Виктор23.08.2011 00:07Максим23.10.2011 11:36Гордиенко Ада09.04.2012 00:22Анатолий Акулов09.04.2012 11:10Людмила05.06.2012 14:53Акулов Анатолий05.06.2012 15:02Сергей06.06.2012 14:02Акулов Анатолий06.06.2012 14:46Сергей09.06.2012 17:11Акулов Анатолий09.06.2012 19:25Сергей09.06.2012 21:53Акулов Анатолий10.06.2012 09:49Иван18.06.2012 08:44Акулов Анатолий18.06.2012 11:17Эдуард Еременко16.08.2012 18:02Акулов Анатолий16.08.2012 18:10Кривов Владимир02.09.2012 17:39Акулов Анатолий02.09.2012 22:39Татаренко Денис15.10.2012 00:39Анатолий Акулов15.10.2012 11:48Фридрих Левит08.11.2012 21:20Фридрих Левит08.11.2012 21:24Акулов Анатолий08.11.2012 23:22Vb[fbk19.03.2014 16:28Родионов Владимир Акимович12.03.2015 21:36Анатолий Акулов15.04.2015 11:29Нет данных (id)
Статья размещена: 20.08.2011
Заметили ошибку? Добавить отзыв Войти в кабинет организации Смотреть статистику Дать рекламу
